Игорь Скляр: «Однажды в Новый год чуть насмерть не замерз» | Персона | Культура
18 декабря Игорь Скляр отмечает 65-летний юбилей. А в следующем году исполнится 40 лет фильму «Мы из джаза», благодаря которому страна узнала и полюбила артиста. Что интересно, многое в жизни актера происходило случайно. С этого и начался разговор Игоря Скляра с aif.ru.
Татьяна Уланова, aif.ru: — Игорь Борисович, на роль Кости Иванова в фильме «Мы из джаза» претендовали несколько молодых симпатичных артистов, утвержден был Дмитрий Харатьян…
Игорь Скляр: — И вдруг появился я. Карен Шахназаров случайно увидел по телевизору фильм про мюзик-холл, где я играл главного героя, а Люба Полищук — мою маму (хотя была лет на 8 старше меня). Встретились на «Мосфильме», он спрашивает: «Не вы ли в этом фильме?» — «Я». — «Не хотите почитать сценарий?» — «Давайте!» А я в военной форме, приехал из воинской части, где проходил срочную службу. Тоже целая история! Меня утвердили на роль в фильме «Анна Павлова», и вдруг — призыв.
— Наверное, те съемки были одним из лучших периодов в жизни. Но не тяжело пришлось с маститыми Евстигнеевым, Щербаковым, Куравлевым?
— Что вы! Хорошо было! Чем больше артист, тем проще он в жизни. Не помню никаких проблем в общении. Они не лезли с советами. И я сейчас так поступаю. Если не подойдет молодой коллега: «Игорь Борисович, мне непонятно, как тут…», и не встреваю. Зачем?! Есть режиссер, которому всегда виднее. 90% картину ждет провал, если приглашают одну звезду и думают, что он (она) сделает весь фильм. Театр и кино — дело коллективное.
— Вы ведь и дебютировали в кино случайно.
— Да, меня просто поймали в метро. Я первый раз школьником приехал из Курска в Москву — были зимние каникулы. Решили с приятелем гульнуть и пошли в бассейн «Москва». Купили бутылку «Фетяски» (самое кислое дешевое вино), после плавания распили ее и пошли в метро кататься. Оно ж красивое! А мы ж из провинции приехали… И вот первый час ночи. Надо уже домой. А в вагоне напротив сидит женщина и как-то не по-доброму смотрит на нас.
— Так с музыкой вы и идете по жизни. В последние годы даже серьезно джазом увлеклись…
— И ведь тоже — случай виноват. Мне нужна была гитара.
— У вас их девять, кажется.
— Не-е, тогда было меньше. Понадобился хороший джазовый инструмент. Я хотел сделать кое-какие соло для песни «Старый рояль» — чтобы играть на концертах и в то же время, чтобы она была электро — исполнять «Битлз» (я большой поклонник этой группы, вырос на ней). Знакомый музыкант Дима из оркестра, с которым я иногда выступал, посоветовал свою знакомую гитаристку и преподавателя Катю Мыльникову с хорошими связями.
— В 60 лет?
— Чуть раньше… Папа Кати — замечательный композитор Алексей Мыльников. И я брал у них иногда какие-то уроки — для своих творческих встреч. И вдруг Катя спрашивает: «А не хотите джазовую программу? Мне кажется, у вас получается». Постепенно набралось 8 или 9 композиций, которые я… пою. И иногда рассказываю интересные истории о песнях.
— Вы же брали уроки игры, почему же не играете сами?
— Потому что, извините, рядом — профессиональные музыканты. Если петь для меня привычно, то даже стучать рядом с настоящими джазменами — страшно. Это будет сразу заметно. Но мне нравится это дело. Недавно было два выступления в питерском клубе Бутмана. А это место пафосное. При этом был аншлаг! Не буду скромничать, я был там раньше на других концертах — и столько народу не было. Хотя я понимаю интерес зрителей: играет драматический артист, это что-то новенькое. А ну, что он там еще может?.. А мною движет интерес к жизни в целом: к музыке, людям, собакам, лошадям…
— К слову, о лошадях. Вы живете в загородном доме, и вот уже лет десять там с вами — конь. Неужели тоже случай — поклонницы подарили?
— Нет, до такого пока не дошло. О лошади я мечтал давно. Я ведь застал еще то время, когда у сестер моей бабушки под Курском был свой конь. Помню, как компания пацанов собирала по деревне лошадей и ходила в ночное. Потом уже Хрущев начал сгонять их в колхозы. И мне нравилось ходить в ночное. Что вы! Лошади со связанными копытами пасутся на лугу, едят свежую травку. А пацаны сидят всю ночь у костра: картошку пекут, страшные истории рассказывают. Могут и капусту на полях потырить. Или яблоки в чьем-то саду украсть… Кстати, одна моя прабабушка была дочерью цыгана, который ушел из табора и остался в деревне. Есть такая семейная легенда. Очень мне нравятся кони. Вы знаете, как пахнет конская морда?! О! Это непередаваемый запах. Такого в природе больше нет. Сено, свежий хлеб и конская морда — этим надышаться невозможно.
— А как зовут вашего коня?
— Официально — Ленфильм (коротко: Леха). Это не выпендреж. Надо было, чтобы в имени была первая буква мамина (Линда), а в середине — папина (Фактор). Высокий, рыжий, красивый тракен — очень хорошая порода. Летом я часто бывал у дедушки в Кировоградской области. А у него, конечно, — свой дом, сад, улей, мастерская. Я думал: вот оно, счастье! И со временем сам себе это счастье выковал.
— Странно, что вы свое счастье «выковали» не в Комарове, о котором до сих пор поете, а в Павловске.
— Ну, в Комарово-то не попасть. Это академическое место, как Переделкино под Москвой. Там дачи государство давало. Землю в Павловске в свое время я купил в 1994 году за символические деньги и за смешную же сумму оформил в собственность. Сейчас там цена сотки — примерно как на Рублевке.
— Получается, все ваши мечты сбылись?
— Может, не все. Но многие. Когда мечты исполняются, их остается все меньше и меньше. А это тревожит.
— Да, тревог сегодня хватает…
— Времена тревожные, согласен. Идет столкновении мировоззрений и цивилизаций. Если хотите — столкновение добра со злом. Все, что сейчас происходит, закономерно. Даже если кажется ужасным. Рано или поздно это должно было произойти.
Я был в Луганске в 2015 году, на 23 февраля.
— Недавно вы вошли в восстановленный спектакль «И вас с наступающим…», который теперь играете в Центре театра и кино п/р Н. С. Михалкова. На лестничной площадке 31 декабря вдруг встречаются два однокурсника. .. А у вас было что-то неожиданное в Новый год?
— Школьником я однажды решил сделать сюрприз знакомой и поехал к ней в новогоднюю ночь. Модно оделся: плащ весь из себя, летние ботиночки, ага. А на улице — минус 15, если не ниже. Думаю, сейчас быстренько на автобусе доеду до ее Железногорска. Пришел на остановку, а автобус до конца не идет, нужно шлепать еще 20 км. Ничего, думаю, дойду. Парень упорный. В 8 вечера меня высадили на автостанции. Ничего, думаю, сейчас попутку поймаю. Ага. 31 декабря! Иду пешком, чувствую, замерзаю насмерть, да еще гололедица. Решил пробежаться. Но дышать тяжело — мороз же. И вот тут я испугался, поняв, что это может быть и конец. Кругом — заснеженные поля. Над головой — луна, звезды. А у меня уши отваливаются. А с ними — руки, ноги, нос… Вдруг — самосвал какой-то. Я чуть не на колени упал. Подвез меня мужик до окраины города. Добрался я до девушки. Думал, она тоже мной заинтересована. А она и не ждала меня. «Ну, ладно, проходи…» Я на раскладушке переночевал там, а наутро домой уехал.
Первые женщины-специальные агенты удостоены чести на праздновании 50-летия — ФБР
Через пятьдесят лет после начала обучения в Академии ФБР, чтобы стать первыми женщинами-специальными агентами ФБР, Джоанн Пирс Миско и Сьюзен Роли Мэлоун вернулись в ФБР для празднования годовщины и воссоединения .
Стенограмма видео
Слайд: Пятьдесят лет назад они были известны как монахиня и морпех.
Slide: Сегодня они известны как первопроходцы, первые женщины-специалисты ФБР.
Слайд: 17 июля 1972 года они начали подготовку на спецагентов.
Slide: Они вернулись в июле 2022 года вместе с другими женщинами-агентами, чтобы отметить это событие.
Джоанн Пирс Миско : Нашим основным снаряжением, которое нам выдали, были пистолет, кредиты и кошелек. Нам пришлось потренироваться вытаскивать пистолет, если мы можем его использовать. Я не думаю, что мы делали это очень часто.
Slide: За свою 22-летнюю карьеру Миско работала в трех полевых отделениях и в штаб-квартире ФБР. Она также получила Серебряную звезду за храбрость из Зала славы американской полиции.
Сьюзен Роли Мэлоун: Когда мы впервые пришли в Академию, всем было очень любопытно. Мы были экспериментом. Они думали, ну что же, мы должны их провести. Но вряд ли у них это получится. Так что это будет эксперимент. И здесь мы сегодня. Мы сделали это.
Слайд: Мэлоун работал в отделениях на местах в Омахе и Сан-Франциско, занимался делом Пэтти Херст и многими другими. Среди ее наград — премия Джулии И. Кросс «Женщины в федеральных правоохранительных органах».
Мэлоун: С моим значком, приняв присягу защищать Конституцию и быть приведенным к присяге в качестве специального агента ФБР, это было поистине сбывшейся мечтой. Я потянулся к звездам, и вот я, маленькая Сьюзи Роли, принимаю эту клятву. Моя мечта сбылась.
Slide: Другие новинки были отмечены во время празднования 50-летия.
Кристин Юнг: Я была здесь инструктором по огнестрельному оружию — первая женщина на очереди. И это был настоящий опыт.
Слайд: Кристин Юнг была первой женщиной-инструктором по огнестрельному оружию и первой женщиной-агентом, набравшей высший балл на практическом стрельбище ФБР.
Юнг: Я так завидую всем вам, начинающим свою карьеру. Удачи всем вам.
Слайд: Кэтлин Адамс была первой женщиной-оператором группы спецназа ФБР и руководителем группы спецназа.
Слайд: Джо Энн Сакато была первой женщиной-специальным агентом ФБР азиатского происхождения в 1978.
Заместитель директора Пол Эббейт: Вы настоящие первооткрыватели и само воплощение верности, отваги и честности. Как первые женщины-специалисты в ФБР, вы создали выдающееся наследие, создав фундамент, который многие женщины продолжают строить и расширять с 1972 года. И вы служите невероятным источником вдохновения для очень многих. Это благодарность и признательность каждому из вас, и всем, кто первым присоединился к нам сегодня вечером, спасибо всем вам.
Речь президента Обамы по случаю 50-летия MLK «У меня есть мечта» – Мать Джонс
В среду президент Барак Обама выступил у Мемориала Линкольна в Вашингтоне, округ Колумбия, по случаю 50-летия Марша на Вашингтон.
Видео и стенограмма выступления ниже:
Вот стенограмма:
Семье Кинг, которая так многим пожертвовала и вдохновила, президенту Клинтону, президенту Картеру, вице-президенту Байдену, Джилл, американцам, сегодня, пять десятилетий назад, американцы пришли в это почетное место, чтобы заявить права на обещание, данное в нашей основание.
Мы считаем самоочевидными те истины, что все люди созданы равными, что их создатель наделил их определенными неотъемлемыми правами, среди которых есть жизнь, свобода и стремление к счастью.
В 1963 году, спустя почти 200 лет после того, как эти слова были записаны на бумаге, спустя целое столетие после великой войны и провозглашения эмансипации, это обещание, эти истины остались невыполненными. И вот они пришли тысячами со всех уголков нашей страны — мужчины и женщины, молодые и старые, чернокожие, которые жаждали свободы, и белые, которые больше не могли принять свободу для себя, наблюдая порабощение других. По всей стране общины отправляли их с едой и молитвой. Посреди ночи целые кварталы Гарлема вышли пожелать им удачи.
На те несколько долларов, которые они сэкономили на своем труде, некоторые покупали билеты и садились в автобусы, даже если они не всегда могли сидеть там, где им хотелось. Те, у кого было меньше денег, путешествовали автостопом или шли пешком. Это были и швеи, и сталевары, и студенты, и учителя, и горничные, и грузчики. Они делили простую пищу и жили вместе на этажах.
И затем, в жаркий летний день, они собрались здесь, в столице нашей страны, под сенью великого освободителя, чтобы свидетельствовать о несправедливости, ходатайствовать перед своим правительством о возмещении ущерба и пробудить давно дремлющую совесть Америки.
Мы правильно и лучше всего помним возвышенное ораторское искусство доктора Кинга в тот день, как он озвучил тихие надежды миллионов, как он предложил путь спасения как угнетенным, так и угнетателям. Его слова принадлежат векам, обладая силой и пророчеством, не имеющим себе равных в наше время.
Но не мешало бы напомнить, что и сам день тоже принадлежал тем простым людям, чьи имена никогда не попадали в учебники истории, не попадали по телевидению.
Многие ходили в раздельные школы и сидели за отдельными обеденными столами, жили в городах, где они не могли голосовать, в городах, где их голоса не имели значения. Были влюбленные пары, которые не могли пожениться, солдаты, которые боролись за свободу за границей, но дома им отказали. Они видели, как их близких избивали, а детей обстреливали из шлангов. И у них были все основания взорваться в гневе или смириться с горькой судьбой.
И все же они выбрали другой путь. Перед лицом ненависти они молились за своих мучителей.
Перед лицом насилия они встали и остались с моральной силой ненасилия. Они добровольно отправились в тюрьму, протестуя против несправедливых законов, их камеры наполнялись звуками песен о свободе. Жизнь, полная унижений, научила их тому, что ни один человек не может отнять достоинство и благодать, которые дарует нам Бог. На тяжелом опыте они усвоили то, чему когда-то учил Фредерик Дуглас: свобода не дается; его нужно завоевать борьбой и дисциплиной, настойчивостью и верой.
Вот дух, который они принесли сюда в тот день.
Такой дух принесли в тот день молодые люди вроде Джона Льюиса. Это был дух, который они несли с собой, как факел, обратно в свои города и районы, это неизменное пламя совести и мужества, которое поддерживало их в предстоящих кампаниях, бойкотах, кампаниях по регистрации избирателей и небольших маршах вдали от в центре внимания из-за потери четырех маленьких девочек в Бирмингеме, резни на мосту Эдмунда Петтуса и агонии в Далласе, Калифорнии, Мемфисе. Сквозь неудачи, разбитые сердца и терзающие сомнения пламя справедливости мерцало и никогда не угасало.
И поскольку они продолжали маршировать, Америка изменилась. Поскольку они маршировали, был принят закон о гражданских правах. Поскольку они прошли маршем, был подписан закон об избирательных правах. Когда они выступили, двери возможностей и образования распахнулись, чтобы их дочери и сыновья наконец смогли представить себе жизнь, помимо стирки чужого белья или чистки чужой обуви. (Аплодисменты.) Потому что они маршировали, менялись городские советы, менялись законодательные собрания штатов, менялся Конгресс и, да, в конце концов изменился Белый дом. (Приветствия, аплодисменты.)
Благодаря их маршам Америка стала более свободной и справедливой не только для афроамериканцев, но и для женщин и латиноамериканцев, азиатов и коренных американцев, для католиков, евреев и мусульман, для геев, для американцев с ограниченными возможностями.
Америка изменилась для тебя и для меня.
И весь мир черпал силу из этого примера, будь то молодые люди, которые смотрели с другой стороны железного занавеса и в конечном итоге разрушили эту стену, или молодые люди в Южной Африке, которые в конечном итоге покончили с бедствием апартеида.
(Аплодисменты.) Это победы, которые они одержали с железной волей и надеждой в сердце. Это трансформация, которую они совершали с каждым шагом своей изношенной обуви. Это то, чем я и миллионы американцев обязаны этим горничным, этим чернорабочим, этим носильщикам, этим секретарям — людям, которые, возможно, могли бы управлять компанией, если бы у них когда-либо был шанс; те белые студенты, которые подвергли себя опасности, хотя в этом не было необходимости — (аплодисменты) — те американцы японского происхождения, которые вспомнили свои собственные погребения, те евреи-американцы, которые пережили Холокост, люди, которые могли бы сдаться и сдаться. но продолжал идти, зная, что плач может длиться ночь, а радость приходит утром — (аплодисменты, аплодисменты) — на поле битвы за справедливость мужчины и женщины без чина, богатства, звания или славы освободит нас всех, так, как наши дети теперь считают само собой разумеющимся, когда люди всех цветов кожи и вероисповеданий живут вместе, учатся вместе и ходят вместе, сражаются бок о бок друг с другом, любят друг друга и судят друг о друге по содержанию нашего характера в этой величайшей нации на Земля.
Пренебрегать масштабами этого прогресса, предполагать, как это иногда делают некоторые, что мало что изменилось — это позорит мужество и самопожертвование тех, кто заплатил цену за участие в марше в те годы. (Аплодисменты.) Медгар Эверс, Джеймс Чейни, Эндрю Гудман, Майкл Швернер, Мартин Лютер Кинг-младший погибли не напрасно. (Аплодисменты.) Велика была их победа.
Но мы бы опозорили и этих героев, если бы предположили, что работа этой нации каким-то образом завершена. Дуга моральной вселенной может склоняться к справедливости, но она не склоняется сама по себе. Чтобы закрепить достигнутые этой страной успехи, требуется постоянная бдительность, а не самоуспокоенность. Будь то борьба с теми, кто воздвигает новые барьеры для голосования, или обеспечение того, чтобы весы правосудия работали одинаково для всех в системе уголовного правосудия, а не были просто конвейером из недостаточно финансируемых школ в переполненные тюрьмы (аплодисменты) — это требует бдительности.
(Приветствия, аплодисменты.
)
И мы будем терпеть случайные неудачи. Но мы выиграем эти бои. Эта страна слишком изменилась. (Аплодисменты). Людей доброй воли, независимо от партии, слишком много, чтобы злонамеренные могли изменить течение истории. (Аплодисменты.)
В некотором смысле, однако, обеспечение гражданских прав, избирательных прав, искоренение узаконенной дискриминации — само значение этих побед могло заслонить вторую цель марша, ибо мужчины и женщины, собравшиеся 50 лет назад, не были там в поисках какой-то абстрактной идеи. Они были там в поисках работы, а также справедливости — (аплодисменты) — не только отсутствия угнетения, но и наличия экономических возможностей. Какая польза человеку, спрашивал бы доктор Кинг, сидеть за интегрированным обеденным столом, если он не может позволить себе еду?
Эта идея о том, что свобода человека связана с его средствами к существованию, что стремление к счастью требует достойной работы, навыков для поиска работы, достойной оплаты, некоторой меры материального обеспечения, — эта идея не была новой.
Сам Линкольн понимал Декларацию независимости в таких терминах, как обещание, что в свое время бремя должно быть снято с плеч всех людей и что у всех должны быть равные шансы.
Доктор Кинг объяснил, что цели афроамериканцев были идентичны целям трудящихся всех рас: достойная заработная плата, справедливые условия труда, пригодное для жизни жилье, обеспечение старости, меры в области здравоохранения и социального обеспечения — условия, в которых семьи могут расти, получать образование для своих детей и уважение в обществе.
То, что описывал Кинг, было мечтой каждого американца. Это то, что веками манило к нашим берегам вновь прибывших. И именно в этом втором измерении экономических возможностей, шансе честным трудом улучшить свое положение в жизни, цели 50-летней давности оказались наиболее недостижимыми.
Да, в черной Америке были примеры успеха, которые полвека назад невозможно было вообразить. Но, как уже отмечалось, безработица среди чернокожих остается почти в два раза выше, чем безработица среди белых (так в оригинале), безработица среди латиноамериканцев остается чуть позади.
Разрыв в богатстве между расами не уменьшился, он увеличился.
Как указал президент Клинтон, положение всех работающих американцев, независимо от цвета кожи, ухудшилось, что делает мечту, описанную доктором Кингом, еще более недостижимой.
На протяжении более десяти лет работающие американцы всех рас наблюдают стагнацию своей заработной платы и доходов. Даже когда прибыли корпораций стремительно растут, даже когда зарплаты немногих счастливчиков стремительно растут, неравенство неуклонно росло на протяжении десятилетий. Восходящая мобильность стала сложнее. В слишком многих общинах по всей стране, в городах, пригородах и сельских деревушках, тень бедности омрачает нашу молодежь, их жизнь превратилась в крепость некачественных школ и ограниченных перспектив, неадекватного медицинского обслуживания и постоянного насилия.
И поскольку мы отмечаем эту годовщину, мы должны напомнить себе, что мерилом прогресса тех, кто маршировал 50 лет назад, было не просто количество чернокожих, пополнивших ряды миллионеров; дело было в том, примет ли эта страна всех людей, готовых усердно работать, независимо от расы, в ряды жизни среднего класса.
(Аплодисменты.) Испытанием не было и никогда не было, приоткроются ли двери возможностей немного шире для немногих. Вопрос был в том, обеспечивает ли наша экономическая система справедливые шансы для многих, для черного сторожа и белого сталелитейщика, иммигранта-посудомойщика и индейского ветерана. Выиграть эту битву, ответить на этот зов — это остается нашим великим незавершенным делом.
Мы не должны обманывать себя. Задача будет не из легких. С 1963 года экономика изменилась.
Двойная сила технологии и глобальной конкуренции лишила рабочих мест, которые когда-то давали плацдарм среднему классу, ослабила позиции американских рабочих на переговорах.
И наша политика пострадала. Укоренившиеся интересы — те, кто извлекает выгоду из несправедливого статус-кво, сопротивлялись любым попыткам правительства предоставить работающим семьям справедливую сделку, собирая армию лоббистов и лиц, формирующих общественное мнение, чтобы утверждать, что минимальная заработная плата увеличивается или ужесточаются законы о труде или налоги для богатых, которые могут себе это позволить.
только для того, чтобы финансировать разваливающиеся школы — все это нарушало здравые экономические принципы.
Нам сказали бы, что растущее неравенство — это цена растущей экономики, мера свободного рынка, что жадность — это хорошо, а сострадание — неэффективно, и что те, у кого нет работы или медицинского обслуживания, должны винить только себя.
А еще были те выборные должностные лица, которые сочли полезным практиковать старую политику разделения, делая все возможное, чтобы убедить американский средний класс в великой лжи, что правительство каким-то образом само виновато в их растущей экономической незащищенности — что далекие бюрократы брали свои с трудом заработанные доллары в пользу мошенников или нелегальных иммигрантов.
И тогда, если мы будем честными с самими собой, мы признаем, что в течение 50 лет были времена, когда некоторые из нас, заявляя, что они стремятся к переменам, сбивались с пути. Страдания убийств вызвали саморазрушительные беспорядки.
Законные жалобы на жестокость полиции вылились в оправдание преступного поведения. Расовая политика могла пойти двумя путями, поскольку преобразующее послание единства и братства было заглушено языком взаимных обвинений. И то, что когда-то было призывом к равенству возможностей, шансу для всех американцев усердно работать и добиваться успеха, слишком часто оформлялось как простое желание государственной поддержки, как будто у нас не было свободы воли, как если бы бедность была предлогом для того, чтобы не воспитывать своего ребенка, и фанатизмом окружающих был повод махнуть рукой на себя. Вся эта история — то, как остановился прогресс. Вот так надежду лишили. Вот так наша страна осталась разделенной.
Но хорошая новость в том, что, как и в 1963 году, у нас теперь есть выбор. Мы можем продолжать идти по нашему нынешнему пути, на котором шестерни этой великой демократии останавливаются, а наши дети принимают жизнь с более низкими ожиданиями, где политика — это игра с нулевой суммой, где очень немногие преуспевают, а семьи каждой расы борются за существование.
бороться за уменьшающийся экономический пирог. Это один путь. Или мы можем иметь мужество измениться.
Марш на Вашингтон учит нас тому, что мы не попали в ловушку ошибок истории, что мы хозяева своей судьбы.
Но это также учит нас тому, что обещание этой нации будет выполнено только тогда, когда мы будем работать вместе. Нам придется вновь разжечь угли сочувствия и сочувствия, коалицию совести, которая нашла свое выражение в этом месте 50 лет назад.
И я верю, что дух есть, эта истинная сила внутри каждого из нас. Я вижу это, когда белая мать узнает свою дочь в лице бедного черного ребенка. Я вижу это, когда чернокожий юноша думает о своем дедушке в достойных шагах пожилого белого человека. Это когда коренной житель признает этот стремительный дух нового иммигранта, когда межрасовая пара соединяет боль гомосексуальной пары, подвергшейся дискриминации, и понимает ее как свою собственную. Вот откуда приходит мужество, когда мы поворачиваемся не друг от друга и не друг к другу, а друг к другу, и обнаруживаем, что идем не одни.
Вот откуда берется смелость. (Аплодисменты.)
И с таким мужеством мы сможем вместе бороться за хорошую работу и справедливую заработную плату. С таким мужеством мы можем вместе отстаивать право на здравоохранение в самой богатой стране на земле для каждого человека. (Аплодисменты.) С таким мужеством мы можем вместе отстаивать право каждого ребенка, от уголков Анакостии до холмов Аппалачей, на получение образования, которое волнует ум и захватывает дух и готовит их к миру, который их ждет. их. (Аплодисменты.) Обладая таким мужеством, мы можем накормить голодных и приютить бездомных, а также превратить унылые пустоши бедности в поля торговли и надежд.
Америка, я знаю, что дорога будет длинной, но я знаю, что мы доберемся туда. Да, мы споткнемся, но я знаю, что мы поднимемся. Так происходит движение. Вот так искривляется история. Вот так, когда кто-то слабонервный, кто-то другой приводит и говорит: давай, мы идем. (Приветствия, аплодисменты.)
Есть причина, по которой так много марширующих в тот день и в грядущие дни были молодыми, ибо молодые не скованны привычками страха, не скованны условностями того, что есть.
Они осмелились мечтать о другом и представить себе нечто лучшее. И я убежден, что то же самое воображение, та же целеустремленность служит этому поколению.
Возможно, мы не столкнемся с теми же опасностями, что и в 1963 году, но жестокая безотлагательность настоящего момента остается. Возможно, мы никогда не повторим толпы и ослепительные шествия того дня так давно, никто не может сравниться с блеском Кинга, но то же пламя, которое зажгло сердца всех, кто готов сделать первый шаг к справедливости, я знаю, что пламя остается . (Аплодисменты.)
Эта неутомимая учительница, которая рано приходит в класс, задерживается допоздна и лезет в собственный карман, чтобы купить что-то, потому что считает, что каждый ребенок — ее забота, — она марширует. (Аплодисменты.) Тот успешный бизнесмен, который не обязан, но платит своим рабочим достойную заработную плату, а затем предлагает шанс человеку, может быть, бывшему заключенному, которому не повезло, — он марширует.
(Приветствия, аплодисменты).
Мать, которая изливает свою любовь на свою дочь, чтобы та росла с уверенностью, чтобы войти в те же двери, что и любой сын, — она марширует. (Приветствия, аплодисменты.) Отец, который понимает, что самая важная работа, которая у него когда-либо будет, — это правильно воспитать своего мальчика, даже если у него не было отца, особенно если у него не было отца дома — он марширует. (Аплодисменты.) Закаленные в боях ветераны, которые посвящают себя не только тому, чтобы помочь своим товарищам-воинам снова встать, снова идти и снова бежать, но и продолжать служить своей стране, когда они вернутся домой, — они маршируют. (Аплодисменты.) Каждый, кто осознает, что знали в тот день эти славные патриоты, что перемены исходят не из Вашингтона, а в Вашингтон, эти перемены всегда строились на нашей готовности, мы, народ, принять мантию гражданства — ты маршируешь. (Аплодисменты.)
И это урок нашего прошлого, это обещание завтрашнего дня, что перед лицом невероятных трудностей люди, которые любят свою страну, могут изменить ее.
И когда миллионы американцев всех рас и всех регионов, всех вероисповеданий и любого положения смогут объединиться в духе братства, тогда эти горы станут низкими, а эти неровности сделаются ровными, а те кривые места, они выпрямятся. к благодати, и мы оправдаем веру тех, кто так многим пожертвовал, и будем жить в соответствии с истинным смыслом нашего вероучения как один народ под Богом, неделимый, со свободой и справедливостью для всех. (Приветствия, аплодисменты.)
ЛУЧШИЙ СПОСОБ СДЕЛАТЬ ЭТО?
В этом месяце мы поставили перед собой амбициозную цель по сбору средств в Интернете на сумму 350 000 долларов, и мы не можем себе этого позволить. Но когда читатель недавно спросил, чем Mother Jones отличается от других новостных организаций, будучи некоммерческой организацией, мы поняли, что нам нужно изложить это лучше: потому что «абсолютно во всех отношениях» — это, по сути, ответ.
Итак, мы попытались объяснить, почему ваши пожертвования в конце года так важны, и нам нужна ваша помощь в уточнении нашего предложения о том, что делает Мать Джонс ценно и стоит прочитать вам.
Мы также хотели бы, чтобы вы поддержали нашу журналистику пожертвованием в конце года, если вы можете прямо сейчас — все онлайн-подарки будут удваиваться, пока мы не достигнем нашей цели в 350 000 долларов благодаря невероятно щедрому спонсору, подарившем обещание .
ЛУЧШИЙ СПОСОБ СДЕЛАТЬ ЭТО?
В этом месяце мы поставили перед собой амбициозную цель по сбору средств в Интернете на сумму 350 000 долларов, и мы не можем себе этого позволить. Но когда читатель недавно спросил, почему некоммерческая деятельность делает Mother Jones отличается от других новостных организаций, мы поняли, что нам нужно изложить это лучше: потому что «абсолютно во всех отношениях» по сути является ответом.
Итак, мы попытались объяснить, почему ваши пожертвования в конце года так важны, и нам нужна ваша помощь в уточнении нашего предложения о том, что делает Mother Jones ценным и достойным чтения для вас.
Мы также хотели бы, чтобы вы поддержали нашу журналистику пожертвованием в конце года, если вы можете прямо сейчас — все онлайн-подарки будут удваиваться, пока мы не достигнем нашей цели в 350 000 долларов благодаря невероятно щедрому спонсору.